Неточные совпадения
Толпы солдат несли на носилках и вели под руки раненых. На улице было совершенно темно; только редко, редко где светились окна в гошпитале или у засидевшихся офицеров. С бастионов доносился тот же грохот
орудий и ружейной перепалки, и те же
огни вспыхивали на черном небе. Изредка слышался топот лошади проскакавшего ординарца, стон раненого, шаги и говор носильщиков или женский говор испуганных жителей, вышедших на крылечко посмотреть на канонаду.
Тут более двух тысяч мятежников наскакали со всех сторон и открыли
огонь из девяти
орудий.
Бунтовщики, верные своей системе, сражались издали и врассыпную, производя беспрестанный
огонь из многочисленных своих
орудий.
Когда после шести часов вечера открыли
огонь из шести
орудий, стоявших против Адмиралтейства и направленных на Сенат, и в числе бунтовавших появились раненые, то из них несколько человек бросились бежать по льду через Неву.
Но это искуснейший человек, — продолжал Ярослав Ильич, умоляя, — намедни, — но позвольте вам это рассказать, дорогой Василий Михайлович, — намедни приходит один бедный слесарь: «Я вот, говорит, наколол себе руку моим
орудием; излечите меня…» Семен Пафнутьич, видя, что несчастному угрожает антонов
огонь, принял меру отрезать зараженный член.
Батарея выстраивается, и начинается пальба. Земля стонет от выстрелов,
огни беспрестанно вспыхивают, и дым, в котором едва можно различить движущуюся прислугу около
орудий, застилает глаза.
Проезжая мимо вытянувшейся в одно
орудие артиллерии и ехавших верхом между
орудиями офицеров, меня, как оскорбительный диссонанс среди тихой и торжественной гармонии, поразил немецкий голос, кричавший: «Агхтингхист, падай паааальник!» и голос солдатика, торопливо кричавший: «Шевченко! поручик
огня спрашивают».
Капитан снял шапку и набожно перекрестился; некоторые старые солдаты сделали то же. В лесу послышались гиканье, слова: «иай гяур! Урус иай!» Сухие, короткие винтовочные выстрелы следовали один за другим, и пули визжали с обеих сторон. Наши молча отвечали беглым
огнем; в рядах их только изредка слышались замечания в роде следующих: «он [Он — собирательное название, под которым кавказские солдаты разумеют вообще неприятеля.] откуда палит, ему хорошо из-за леса,
орудию бы нужно…» и т. д.
Орудия въезжали в цепь, и после нескольких залпов картечью неприятель, казалось, ослабевал, но через минуту и с каждым шагом, который делали войска, снова усиливал
огонь, крики и гиканье.
Иначе, без прикрытия, потери людей, бросившихся завтра в штыковой бой под
огнем неприятельских
орудий, будут неисчислимы.
На миг все заволокло туманом в глазах Иоле… В этом тумане он только смутно различил перебитые свои батарейные
орудия; трупы погибшей на своем посту орудийной прислуги и две еще целые и невредимые пушки, оставшиеся чудом неиспорченными под
огнем неприятельских
орудий. Быстрая мысль вихрем осенила молодую голову Иоле.
Но те, которые являются
орудием обнаружения неотвратимых последствий греха, кто ввергает в
огонь зло и карает преступление, совсем не являются носителями высшего добра и сплошь и рядом сами являются такими же грешными, злыми и преступными.
— Так-то у нас в сорок пятом году солдатик один в это место контужен был, — сказал Антонов, когда мы надели шапки и сели опять около
огня, — так мы его два дня на
орудии возили… помнишь Шевченку, Жданов?.. да так и оставили там под деревом.
Второй солдат, переобувавший около
огня свои жилистые красные ноги, был Антонов, — тот самый бомбардир Антонов, который еще в тридцать седьмом году, втроем оставшись при одном
орудии, без прикрытия, отстреливался от сильного неприятеля и с двумя пулями в ляжке продолжал идти около
орудия и заряжать его.
Но как же тут очутились японцы? Потом, уже много позже, мы узнали: два-три японских
орудия с бешеною удалью проскакали в образовавшийся прорыв на несколько верст вперед, без всякого прикрытия стали на горке и открыли
огонь по переправе. И побежали все эти массы вооруженных людей, и погибло имущества на сотни тысяч.
То же самое тайною, невысказываемою мыслью сидело в головах солдат. Когда улеглась паника от обстрела переправы, откуда-то донеслось дружное, радостное «ура!». Оказалось, саперы под
огнем навели обрушившийся мост, вывезли брошенные
орудия, и командир благодарил их. А по толпам отступавших пронесся радостно-ожидающий трепет, и все жадно спрашивали друг друга...
Браницкий принял на себя наблюдение и оборону от конфедератских шаек с той стороны Вислы, а Александр Васильевич — осаду замка. Мы уже знаем выгодное положение последнего и невозможность взять его без сильного обстреливания и пробития бреши. У Суворова между тем не было ни одного осадного
орудия. Но по его приказанию втащили с чрезвычайными усилиями несколько полевых пушек в верхние этажи наиболее высоких домов и оттуда открыли по замку
огонь, а королевско-польский военный инженер повел две минные галереи.
— В ночь на 28 июня японцы решили взять штурмом Порт-Артур. Солдатам выдана была усиленная порция «саки» [японская водка.] и «коки» — возбуждающего вещества, и они двинулись, но в темноте попали в волчьи ямы и в сетки, устроенные перед укреплениями, и в линии фугасов, которые начали взрываться. Русские подпустили их на довольно близкое расстояние и вдруг зажгли полевые
огни и осыпали колонны японцев снарядами из
орудий.
Не скажу, чтобы я был под пулями и в линии
огня, но грохот
орудий и свист, или, лучше сказать, пение пуль — современные пули не свищут, а поют — слышалось около меня совсем близко, и боевая картина была передо мной как на ладони.
Четыре конно-горных
орудия пограничной стражи метким
огнём преследовали отходящие цепи и сомкнутые части японцев.
При этом я заметил, что наши
орудия дают при выстреле лёгкий дымок, между тем как японские не дают ни малейшего, виден только
огонь, что указывает на посланную в вас шрапнель.
В это время нашим батареям пришло приказание сниматься с позиций и вытягиваться по дороге на Гутцяузы, что и было исполнено с замечательным искусством и неожиданно для японской артиллерии, которая открыла страшный
огонь только тогда, когда все
орудия были свезены вниз и потому стрельба их была безрезультатна.
Стало светло, как днём. Загремели
орудия. Наш флот с моря стал действовать перекидным
огнём, и японцы потерпели полное поражение, потеряв 28.000 ранеными и убитыми, т. е. более трети осаждающей армии.
— Бой идёт уже третий день… — отвечал хорунжий. — Японцы четыре раза меняли позиции своих батарей, но мы счастливо и метко подбивали их, и наконец некоторые батареи замолчали… Японцы стали отступать… Мы подбили у них около десяти
орудий, и полковник Трухин с двумя сотнями казаков отправился взять подбитые
орудия, но сотни были встречены цепью стрелков, открывших сильный
огонь, и принуждены были отступать.
Орудиями пытки были, обыкновенно, палки и кнут; кроме того, пытаемого жгли раскаленным железом, рвали раскаленными щипцами или, привязав к столбу, поворачивали на медленном
огне.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до 2-го часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным
огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более 200 человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганною батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей, и на который во втором часу дня был направлен усиленно-сосредоточенный
огонь из нескольких сот неприятельских
орудий.
В диспозиции сказано, первое, чтоб устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними
орудиями Пернетти и Фуше, всего 102
орудия, открыли
огонь и засыпали русские флеши и редуты снарядами. Это не могло быть сделано, так как, с назначенных Наполеоном мест, снаряды не долетали до русских работ, и эти 102
орудия стреляли бы по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул бы их вперед.
Как только Тушин с своими
орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из-под
огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб-офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина.
«В это же время начальник артиллерии 1-го корпуса, генерал Пернетти, с 30-ю
орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессè и Фриана, двинется вперед, откроет
огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать...
Сумерки спустились на землю, и гул
орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить
огонь.
Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным
огнем французов, он занялся уборкой
орудий.
Тысячи тяжелых
орудий осыпают его снарядами, все разрушается и горит, народ бежал, и по опустелым улицам перебегают только отряды солдат. «Над Антверпеном все небо в
огне», — пишет газета, и просто нельзя вообразить, что это значит: все небо в
огне!